«Через пару лет Бирюлево будет в каждом дворе»

Купчино в 90-е — это сегодняшнее Бирюлево. Блогер и аналитик Леонид Румянцев рассказывает о своей жизни в кишащем преступностью Купчино 90-х годов, об эмиграции и о том, что «через пару лет Бирюлево будет в каждом дворе».

В два часа ночи я проснулся от крика. На улице кричала девушка. Я ринулся встать, но не смог. Знаете, иногда, очень редко, бывает так, что мозг просыпается, а тело ещё нет. Оно лежит каменное, как будто ты парализован. И тебе остаётся лишь наблюдать за всем происходящем.

- Помогите!

- Что я вам сделала!

- Что я вам сделала!

- Чего ты хочешь!

Ощущение безысходности и невозможности что-либо сделать наводило на меня ужас и депрессию. Ощущение беспомощности – единственное, чего я на самом деле боюсь. Я точно знаю, что в коридоре у меня лежит бита, и в таких случаях мы с братом и соседом всегда выбегаем на помощь. Но их окна выходят на другую сторону, они не слышат. Прошла минута.

- Отстань!

- Прекрати!

Эта минута показалась мне вечностью. За это время я бы уже успел одеться и добежать до первого этажа. Но я лежу, и ватные руки чуть-чуть начинают шевелиться.

- Прекрати, ну пожалуйста!

Как мы дошли до такой жизни? Мы с семьёй переехали в Петербург в 1994 году. Первые два года было опасно, но потом успокоилось, и в детстве я всегда гулял по Купчино без присмотра. Конечно, всегда были молодёжные драки в формате «ты не с нашего района», между субкультурами и группами, но преступности не было. Когда она началась? В 2002-м у нас в подъезде напали на девушку. Потом в течении 4 лет меня раз в год пытались ограбить. Первый раз я отдал всё, потом половину, потом научился отбиваться. Стал носить в кармане нож и одеваться более агрессивно.

- Стой, ублюдок!

На улице послышались какие-то хлопки, стуки, возня. Видимо девушку дома ждал парень. Ему потребовалось две минуты, чтобы спуститься вниз. Нам с братом и соседом обычно хватало от минуты до двух, но мы всегда опаздывали. Всегда жертв успевали грабить. Был случай, когда была драка в лифте, минут пять. Он ездил туда-обратно и мы не могли его остановить. А когда лифт открылся, вышли два избитых парня и было непонятно, кто на кого напал.

- Пойдём домой.

Я поймал себя на мысли, что нападения ночью за окном давно стали обыденностью. Каждую неделю слышались крики или потасовки. Мы выбегали не каждый раз, некоторые были далеко, и было непонятно куда бежать.

Через пять минут я смог встать. Стресс от выделенного, но так и не использованного адреналина терзал тело, меня трясло. Я пошёл на кухню и заварил чай, находясь в полной решимости покинуть эту страну. Во многих американских фильмах нам показывают, как трудится герой из неблагополучного района, чтобы выбиться в люди. Мне перебраться в другой район было несложно, особенно с моим доходом. Но ты выходишь на улицу, и весь город — как один неблагополучный район.

Среди моих друзей есть те, кто живёт внутри садового кольца. У них всегда всё хорошо, они улыбаются, смеются и не понимают, почему мы рассказываем такие страсти. Они живут в этом выдуманном мире внутри земляного вала и не представляют жизнь другой. Для профилактики я катаю их на метро в спальные районы столицы. Это сильно отрезвляет. Некоторые из них после этого подолгу со мной не разговаривают.

О том, как милицию довели до жизни такой:

У меня есть теория на этот счёт. Среди людей чисто статистически появляются преступники. И дело полиции их ловить. Если преступников не ловить, они в своей массе «накапливаются», наглеют и их становится слишком много. После достижения некоей критической массы, жизнь становится похожа на джунгли, охотничьи угодья для этих уродов. Мы момент этой критической массы уже давно прошли. Кажется, эта теория называется теорией разбитого окна.

Менты тоже не в восторге от всего происходящего. Я много общался с ними на эту тему, вот лучшие цитаты из этих бесед:

«Всё пошло коту под хвост, когда провели первую реформу. Они уволили всех стариков, которые умели работать и набрали молодёжь. Прервалась цепь, когда старшие учили младших», — говорит бывший участковый, ставший таксистом.

«А потом вторая реформа пошла. Раньше было по одному участковому на 2 тысячи человек, сейчас – один на 10 тысяч человек, обещали сделать на 30 тысяч. Что я могу сделать, когда у меня участок, который я в принципе никогда обойти не смогу?», — продолжает он.

«А ты знаешь, что приняв у тебя заявление, следак должен будет написать 6 бумажек в контролирующие органы? Что ты слушаешь эти либеральные СМИ, это из-за них у нас на каждого мента в поле по 6 ментов-чиновников, которые никогда из кабинета не выходят и следят, чтобы они ничего не натворили. Мешают работать, шага сделать нельзя», — говорит подполковник милиции на пенсии, сидя со мной за чашкой кофе.

«Если ты деньги сам отдал, это не ограбление. Это по статье азартных игр идёт, мы по ней вас обоих посадим. Уверен, что хочешь написать заявление?», — ухмыляясь, говорит мне следак, после того, как меня первый раз ограбили, в надежде не писать те самые бумажки в контролирующие органы.

«Что тебя пугает? Костюм мой клоунский? Мне его самому носить неудобно, я просто только с работы», — говорит мой одноклассник, который мечтал стать ментом и которого я при форме случайно встретил на улице.

В сухом остатке:

Что говорят нам люди, разрушившие Российскую школу милиции? Они говорят, «начни с себя». Я начал с себя, мы собрали эту пресловутую «Народную дружину». Мы смогли очистить только нашу совесть, но это никак не помогло очистить улицы. Потому, что основная задача милиции – предотвращать преступление, а уже потом ловить преступников. Для этого существует система агентов и доносчиков. Этим не могут заниматься дружины.

Дружины ничего не смогут сделать с этой обстановкой. Для того, чтобы добраться до места где совершается преступление нужны две-три минуты. Этого времени хватило у барсеточников, чтобы отнять сумку у моей мамы и прыгнуть в машину. Этого хватило для того, чтобы гопник успел ударить по затылку моего друга, забрать зарплату и убежать. Этого хватило убийце в Бирюлёво, чтоб зарезать человека и спокойно уйти в ночь.

С тех пор прошло несколько лет. Сейчас я живу в Бангкоке. Городе, где можно спокойно гулять по ночам. Я сбежал из России, как из зоны боевых действий, где пропадают люди и невозможно защитить своих близких. Где меня на улице останавливают четыре в дрова пьяных мента на машине и отпускают только потому, что у меня есть нужные связи. Где каждый день думаешь, а стоит ли сегодня выходить на улицу или есть возможность этого не делать.

Уехали многие. Все, кто может работать через интернет. Мы привыкли мыслить позитивно и рассказываем друг другу байки о том, что в России просто холодно и мы климатические мигранты. Но это не так. Я не хочу возвращаться. Потому что я не хочу просыпаться по ночам в диком ужасе от ощущения безысходности от всего происходящего.

Я уехал, а многие остались. Вот ты, мой дорогой читатель, уверен, что все твои родные сегодня дойдут до дома живыми?

По материалам: «Украина Криминальная» со ссылкой на Леонида Румянцева, системного аналитика,  echo.msk.ru