Виталий Огиенко: Декоммунизация *. Ниже — попытка проанализировать и классифицировать опыт стран Центральной и Восточной Европы, а именно Эстонии, Литвы, Латвии, Польши, Чехии, Словакии, Венгрии, Румынии, Болгарии и Албании по отношению к коммунистическому прошлому и его наследию. Конкретные практики и инструменты преодоления коммунизма.
… Эти страны (Восточной Европы и Прибалтики) имели схожие исходные условия, начали преобразования одновременно и в основном использовали схожие механизмы переоценки коммунистического прошлого. Если же начать сравнивать их между собой и увеличить глубину анализа до уровня конкретных инициатив, то мы увидим, что их количество будет впечатляющим и разнообразным.
Условно их можно расположить между Албанией, где в свое время были приняты дополнения в Трудовой кодекс, по которым каждому высшему руководителю в сфере государственного управления разрешалось увольнять без права восстановления любого сотрудника, признанного виновным в поддержке бывшего коммунистического режима, и, скажем, Румынией, в которой, несмотря на злоупотребления диктатора Чаушеску, до 2006 года все инициативы по декоммунизации были формальными.
Так, в Румынии единственным упоминанием об осуждении коммунизма на государственном уровне является ст. 40 Конституции, где запрещена деятельность политических партий и организаций, которые «целью или деятельностью мешают политическому плюрализму, верховенству права или выступают против суверенитета и независимости Румынского государства». А в соответствии с п. 3 Закона о нацбезопасности угрозу национальной безопасности представляют акты, инспирированные коммунизмом, фашизмом, расизмом, анти-семитизмом, ревизионизмом или сепаратистом.
Таким образом, историческая политика по отношению к коммунизму может довольно сильно отличаться в зависимости от страны, что объясняется внутренними особенностями каждой страны, ходом политического процесса и культурой исторической памяти. Это справедливо даже в отношении трех прибалтийских стран, которые обычно воспринимаются как единое целое.
Первый вопрос, на который следует дать ответ, заключается в том как называть проведенную в этих странах политику по преодолению коммунистического прошлого, в каких терминах она рассматривается и анализируется?
Страны Центральной и Восточной Европы после почти 45-летнего периода господства коммунистических режимов вступили в переходный период (transition), целью которого стало построение демократического открытого общества, рыночной экономики и интеграция в ЕС. Средством достижения цели является т.н. «переходное правосудие» (transitional justice), которое дает оценку деятельности коммунистических режимов. Также для обозначения широкого перечня процессов и механизмов преодоления коммунизма используются понятия «декоммунизация» и «политика памяти».
Переходное правосудие как таковое применяется непосредственно к преступлениям и насилию, совершенными бывшими коммунистическими режимами, т.е. может считаться реакцией на прежние злоупотребления. Его целью является восстановление справедливости, привлечение к ответственности преступников, обеспечение правосудия и достижение примирения. Оно понимается как временное явление, необходимое для того, чтобы вернуться к нормальному положению вещей, нарушенному коммунистическим правлением. Впрочем, как свидетельствуют факты, достижение данных целей занимает более одного поколения.
Перед тем как рассмотреть подробнее и классифицировать все инициативы в рамках переходного правосудия, остановимся на вопросе общей правовой оценки деятельности коммунистических режимов. На самом деле она может быть дана в различных документах, таких как постановления парламентов, законах, резолюциях, статьях конституций. При этом используются самые разнообразные формулировки и аргументация.
Так, коммунистический режим трактуется криминальным (Чехия, Латвия) и оккупационным (Эстония, Латвия, Литва, Польша, Словакия), аморальным (Польша), который способствовал разрушению традиционных европейских ценностей (Чехия, Болгария), систематически и постоянно нарушал права человека (Польша ), применял репрессивные меры против своих собственных граждан, смертные приговоры, инсценированные судебные процессы (Чехия), беспощадное уничтожение природы (Болгария).
Все инициативы в сфере переходного правосудия условно можно разделить по следующим блокам: правосудие для жертв (justice for victims), правосудие для преступников (justice for perpetrators), механизмы поиска правды (fact finding / truth seeking), архивы, сохранение памяти. Понятно, что эти стратегии содержат как юридические так и не-юридические мероприятия и осуществляются как государственными органами, так и общественными организациями.
Конечно, реализация этих задач определяется различными законодательными актами. Мне известен лишь один случай системного законодательного акта, который нормирует сразу несколько направлений переходного правосудия, а именно чешский Закон о противоправности коммунистического режима (The Act No. 198/1993), в котором дается общая оценка, регулируются репарации, реабилитация [жертв] и уголовное преследование [преступников].
Правосудие для жертв основывается на понимании ответственности новых демократических правительств перед жертвами коммунистических режимов и признании их в качестве достойных членов новых постсоветских обществ. К конкретным механизмам обеспечения правосудия для жертв относятся реабилитация, репарации, компенсации.
Напомню, что компенсации могут быть материального и символического характера (например, сооружение памятников жертвам режима), и оба активно применяются в Восточной и Центральной Европе. Примером того может считаться объявление 23 октября (день начала революции 1956 года) национальным праздником вместо 7 ноября, что стало одним из первых актов нового демократического правительства Венгрии.
Повсеместно репрессированные при советском строе люди были восстановлены в правах и получили как символическую, так и материальную компенсации. В Эстонии жертвы репрессий получили специальные идентификационные социальные карты, а каждый год, проведенный в заключении или в лагерях, был зачислен как три в общий пенсионный стаж. Государственную поддержку получили также участники антисоветского сопротивления.
В Чехии по закону 2011 г. «участники борьбы с коммунистическим режимом» должны получить материальную компенсацию в размере 100 тысяч чешских крон (5800 долларов США), а их супруги (мужчины и женщины) — 50 тысяч крон. В Венгрии до законодательно определенного срока (к 2006 году) было получено 97.600 заявок на получение компенсации. Всего жертвам коммунистического режима было выплачено более 2.109.174.689 форинтов или 9.367.000 долларов США.
Неотъемлемым правом бывших жертв коммунистического режима является право знать правду о прошлых преступлениях, включая ранее секретную информацию. Эта информация должна быть распространена и для всего общества. Все инициативы в этой сфере объединяются под рубрикой «поиск правды». Этим занимаются специальные учреждения — комиссии по установлению истины и институты национальной памяти. Без наличия таких институтов вряд ли можно говорить о серьезности намерений преодолеть коммунистическое прошлое, ибо одни только гражданские организации не могут взять на себя всю тяжесть декоммунизации.
Выше названные институты готовят аналитические отчеты и Белые книги о преступлениях коммунистических режимов, разрабатываются образовательные программы и издаются научные и популярные книги. Например, в Эстонии опубликована «Белая книга: потери, нанесенные эстонской нации оккупационными режимами», включающая статистику репрессированных эстонцев течение 1940-1991 гг, а также вред причиненный экономике, культуре и окружающей среде Эстонии.
В деле восстановления правды о преступлениях коммунистических режимов и проведении люстрации значительную роль играют архивы. В разных странах владельцами секретных материалов спецслужб стали различные учреждения, однако наиболее оптимальным, пожалуй, является польский или чешский вариант. По нему все соответствующие фонды передаются из ведомственных архивов Министерства внутренних дел, Министерства юстиции, Министерства обороны, отраслевых архивов в единый архив, образованный в структуре, соответственно, Института национальной памяти Республики Польша и Института исследования тоталитарных режимов Республики Чехия.
Эти архивы являются самостоятельными учреждениями, но они подконтрольны руководству институтов памяти и финансируются из его бюджета. Главной их задачей является рассекречивание, обнародование, классификация и оцифровка архивов коммунистической партии и спецслужб.
Правосудие для преступников предусматривает наказание лиц, принявших участие в преступлениях коммунистических режимов. Пример Чехии, где было осуждено 192 лица по 98 уголовным делам свидетельствует, что правосудие имеет не только символическое значение. В Польше с 2000 по 2008 г.г. было передано в суд 230 уголовных дел против 355 человек, что завершилось вынесением 228 приговоров. 126 человек получили сроки от 1 до 10 лет заключения, но большинство из них были освобождены в течение первых 2 лет тюрьмы.
23 человека были признаны невиновными. Первые судебные приговоры были вынесены в отношение сотрудников коммунистической спецслужбы Польши, участвовавших в пытках. Идентификация преступников проводилась на основе существующих документов и свидетельств очевидцев. В 1994 году первый сталинский криминалист Адам Хумер (Adam Humer) был осужден на 9 лет за «пытки, избиения и жестокое обращение с политическими заключенными». Однако в других странах, например, в Словакии (1 осужденный, генерал Alojz Lorenc) «правосудие для преступников» является скорее символическим из-за нежелания инициировать подобные судебные процессы или неразработанности процессуальных механизмов.
Уголовные обвинения прежде всего осуществляются по статьям о преступлениях геноцида, срок давности на которые не устанавливается. Особенное внимание стоит обратить на расширенную трактовку понятия геноцид — в сравнению с известной Конвенции ООН по предотвращению преступления геноцида от 1948 г. Так. в Польше и Литве понимание геноцида распространено также на преступления по отношению к социальным и политическим группам. Причем в Литве такое определение было подтверждено решением Верховного Суда по уголовному делу «Жукайтене и Василяускас против Литвы». Суд не согласился с трактовкой геноцида как преступления исключительно против этнических или национальных групп, и подтвердил приговор в 6 и 5 лет соответственно для Василяускас и Жукайтене, обвинявшихся в убийстве группы «лесных братьев» в 1953 году.
Часто именно в различных комбинациях законодательства по преступлениям геноцида, преступлениям против человечности или законам о наказании за отрицание данных преступлений происходит сопоставление коммунизма и нацизма. Если законодательство о преступлениях геноцида приняты везде, то наказание за публичное отрицание или оправдание преступлений коммунистов существует только в Чехии и Польше. В последнем случае оно прописано в Законе об Институте национальной памяти Республики Польша (Статья 55). Соответствующие изменения внесены в Уголовные кодексы этих стран. Вместе с тем, нет примеров уголовного преследования за отрицание преступлений коммунистических режимов в Чехии или Польше.
Частью политической жизни европейских стран стала люстрация, то есть «проверка должностных с целью выяснения, были они членами или сотрудниками секретных служб». Напомним лишь, что необходимость люстрации аргументировалась тем, что новые демократии были еще слабы, и поэтому люди, которые олицетворяли бывшие режимы, должны были быть исключены из общественной жизни и управления. Еще один аргумент подчеркивал, что новые элиты, связанные с бывшими режимами, окажутся открытыми для шантажа в случае, если бы их досье попали к определенным группам.
Надо иметь в виду, что во всех странах проведение люстрации натолкнулось на большее или меньшее сопротивление, которое удавалось преодолеть лишь опираясь на убежденное парламентское большинство и волю политиков. И тем не менее, уже к 2000 году все восточноевропейские страны, за исключением стран бывшей Югославии, приняли люстрационные законы.
Самые суровые люстрационные законы действуют в Чехии, где бывшие партийные функционеры при наличии доказательств причастности их к деятельности спецслужб, лишаются возможности участвовать в политической жизни страны, госуправлении, занятии академических должностей и руководящих должностей в государственных предприятиях и акционерных обществах. Мягкие законы в Польше, где чиновники должны всего лишь заполнить декларации, в которых указать о своей работе на спецслужбы в прошлом. В случае, если в декларации окажется ложная информация, то лицо, ее заполнившее, может быть уволено с занимаемой должности. Похожий принцип работает и в Эстонии, где кроме увольнения за неправдивую информацию ждет еще штраф в размере порядка 600 евро.
В Литве, если человек имевший связи с КГБ добровольно не сообщает эти данные о себе, что становится явным позже, то эта информация подлежит публикации в печати. Примечательно, что такое лицо лишается права на трудоустройство не только в государственных структурах, но также и в ряде частных. Правда в 2004 году суд признал ограничения относительно трудоустройства в частной сфере чрезмерными. Всего за годы независимости в Литве 1289 человек добровольно признали свое сотрудничество с КГБ, еще 54 были обнаружены благодаря проведенным расследованиям, подозрения относительно 400 лиц не оправдались. В Латвии законодательство о люстрации гораздо мягче: там проверяется только то, что кандидат на должность делал в январе -августа 1991 года, т.е. выясняется возможное сотрудничество с КГБ в тои момент, когда решалась судьба независимости латвийского государства.
В Венгрии и Румынии законы еще мягче. В Венгрии люстрации подлежат должности членов парламента, кабинета министров, деканов и ректоров университетов, судей, редакторов главных газет, и тех, кто был членами команд «закона и порядка», которые в 1956 году вовлечены в борьбу против повстанцев на стороне советских войск, а также лица, которые принадлежали к нацистской Партии скрещенных стрел. (В Венгрии люстрации подлежат должности членов парламента, кабинета министров, деканов и ректоров университетов, судей, редакторов главных газет, и тех, кто был членами команд «закона и порядка», которые в 1956 году были вовлечены в борьбу против повстанцев на стороне советских войск, а также лица, которые принадлежали к нацистской Партии скрещенных стрел). В одно время количество должностей, кандидаты на которые должны проходить люстрацию, было сокращено до 540, но затем снова расширено. Законом предусмотрено, что в 2030 году весь список агентов коммунистических спецслужб станет публичным.
В Румынии в соответствии с законом от 2004 г. служащие, работающие в юридической системе, также должны подписать декларацию о том, что ранее не сотрудничали с румынскими коммунистическими спецслужбами.
Интересно болгарский опыт поздней люстрации, которая началась только в 2006 г. Хотя в Болгарии о каких-либо штрафных санкциях за сотрудничество с КГБ, кроме мер морального характера и осуждения общественным мнением, речь не идет, результаты расследований шокировали даже апатичное болгарское общество.
Выяснилось, что в прошлом агентами КГБ были не последние люди в нынешней Болгарии: бизнесмены, банкиры, медиа-магнаты, госслужащих, издатели, публицисты. Так, в этом перечне оказались бывший президент, премьер-министр, лидер парламентской партии болгарских турок, руководитель государственного радио, Совет директоров болгарской дочерней компании «Юникредит» в полном составе, 11 из 15 митрополитов Болгарской православной церкви, 2 главных муфтия страны, авторитетный деятель Католической церкви, 30 ныне действующих послов. На первых местах по количеству бывших агентов оказалась система образования.
Под политикой сохранения памяти в первую очередь понимаются, во-первых, законодательные акты, связанные с изъятием и запретом символов тоталитарного коммунистического прошлого. (только в трех странах — Венгрия, Литва и Польша — прямо запрещено использование символов коммунистического прошлого); затем создание мемориалов, образование и музеи.
Большое значение имеют международные инструменты, такие как «Платформа европейской памяти и сознания». «Платформа» является попыткой выработки согласованной общеевропейской политики памяти и идентичности на базе взглядов как Западной Европы, так и центрально-европейского видения прошлого. На сегодня в «Платформу» входят 35 организаций из 19 стран Европы. О том, что данная инициатива продолжает активно функционировать, говорит тот факт, что в 2010 году была образована неформальная группа «Примирение европейских историй» в Европарламенте, в которую входят представители 16 стран Европы, и были проведены парламентские слушания «Европейское сознание и преступления тоталитарного коммунизма: 20 лет спустя».
Устоявшееся мнение отмечает определенные разночтения относительно прошлого, имеющиеся между старыми и новыми членами Евросоюза. Однако существует и другая закономерность, подтверждаемая румынским и болгарским примером. С целью приближения к европейским стандартам политики памяти новые члены ЕС обычно интенсифицируют свои попытки «свести счеты с прошлым» как доказательство желания развивать демократические институты и практики.
Международные институты утвердили ряд резолюций, самыми известными из которых является резолюция ООН о чествовании памяти жертв Холокоста (Resolution 60/7, the UN General Assembly on 1 November 2005) и памяти жертв тоталитарных и авторитарных режимов (Resolution on European conscience and totalitarianism, European Parliament On 2nd April 2009). Существуют также совместные программы, например, «Изучая память. Образование для недопущения преступлений против человечности», основанные Советом Европы. Таким образом переходное правосудие проводится не только в национальных рамках, но имеет более широкий международный контекст.
Впрочем, какими бы ни были практики переходного правосудия, главный вывод заключается в том, что без политической воли переходное правосудие остается половинчатым и декларативным. Вот красноречивый пример. В марте 1996 года, подражая чешскому образцу, словацкий парламент принял Закон о «безнравственности и незаконности коммунистического режима». Очевидно, что решение было сложным для 92 из 110 депутатов, бывших ранее членами коммунистической партии. Первая версия закона осуждала коммунистическую партию как «преступную организацию», однако позже формулировка была смягчена до «партия, которая не препятствовала своим членам совершать преступления».
И, наконец, важны не столько принятые законы, но то, как они выполняются. Если отсутствуют механизма правоприменения, то даже самый лучший закон в конце концов будет проигнорирован. Надо иметь в виду, что люстрационные законы могут быть использованы в политической борьбе для сведения счетов с оппонентами, как было, скажем, в Албании. Вместе с тем, в Польше и Чехии для такого упрека в целом оснований нет.
Украина
Что следует учесть Украины в процессе преодоления коммунистического тоталитарного прошлого?
Во-первых, в Украине отсутствует четкое понимание — зачем осуждать коммунизм. При всей однозначности ответа на него он редко артикулируется. Обычно приводятся идеологические аргументы о враждебности коммунизма идее национального государства или исторические аргументы, доказывающие необходимость восстановления исторической правды и справедливости. Напротив, рациональная аргументация из сферы более приземленных, практических задач проведения насущных преобразований почти не употребляется. А ведь переходное правосудие является необходимым условием для создания нового политического порядка и демократизации, основанной на верховенстве закона и уважении прав человека.
Если отказаться от четких шагов по осуждению коммунизма, то старые практики — связанные со всем социальным укладом, а не только символического порядка — будут воспроизводить себя в той или иной степени. Единственный способ — отмежеваться от советского наследия во всех его проявлениях. Политика памяти в Восточной и Центральной Европе продолжает играть в этом процессе ключевую роль.
В Украине же не замечают смысл декомунизации (в Украине же не замечают рацио декоммунизации) и подменяют цели и методы их реализации. Целью, скорее, должен быть отказ от советских практик и стандартов, а методами достижения этого — апелляция к ценностям национальной памяти как ментальной силы, имманентно враждебной коммунизму. В Украине же все наоборот. Главной задачей называют метафизическое восстановления национальной памяти, а механизмом достижения становится дальнейшая «национализация истории», элементом которой является критика коммунизма и всего с ним связанного.
Во-вторых, нет понимания нынешнего периода в жизни страны как переходного, как его не было и в течение предыдущих 20 лет. Хотя, де факто, он именно таким и был. Как следствие, отсутствует видение существующих процессов через призму переходного правосудия. В Украине есть некоторые достижения в демократических преобразованиях, в частности в переоценке коммунизма. Украинский случай напоминает болгарский или румынский опыт, и поэтому, возможно, стоит внимательнее присмотреться именно к этим странам, их успехам и ошибкам в преодолении коммунизма..
В-третьих, украинцам стоит учесть опыт, в частности, Литвы и Польши относительно определения понятия «геноцид». В таком случае имеющиеся в Украине дискуссии в контексте определения преступления Голодомора как геноцида становятся поверхностными.
В-четвертых, в последнее время активно ведется разговор о люстрации. В этой связи необходимо учитывать несколько положений. В первую очередь, люстрация является лишь одним из возможных направлений преодоления коммунистического прошлого (правосудия для преступников). В Восточной и Центральной Европе люстрация начала внедряться сразу после первых демократических преобразований, когда память о преступлениях коммунистов была свежей.
Сейчас же прошло более 20 лет с той поры, и коммунистический режим образца 1991 года не является в общественном сознании главным злом, в роли которого сейчас воспринимается наследие режима Януковича, который никогда не считал себя наследником коммунистических элит, однако был таковым на самом деле. Под люстрацией в общественном сознании сегодня понимается не столько чистка по критерию принадлежности к спецслужбам бывшего СССР, а скорее по принципу участия в коррупционных деяниях при режиме Януковича или преследования активистов Майдана.
Кроме этого, в начале переходного периода антикоммунистические идеологии стали важным маркером в политической борьбе и публичных дебатах. Со временем, с установлением более устойчивой политической системы, анти-коммунистические идентичности начали терять своё значение, и акцентирование на прежних преступлениях или соучастии в спецслужбах уступило место другим способам дискредитации оппонентов в политической борьбе.
Сегодня трудно представить, что для современной украинской политической силы антикоммунистическая идеология может стать легким способом обозначения своей легко узнаваемой политической позиции. Ведь для многих людей, особенно для молодежи, коммунистические времена не является важным опытом, связанным с настоящим. Скорее коммунистическое прошлое предстает эдакой «другой страной» — Америкой или Японией — краем, где они никогда не были, но считают, что там жить лучше, чем на родине. Отсюда феномен ностальгии по коммунизму.
Наконец, по определению, для проведения люстрации необходима смена элит и устойчивое парламентское большинство. До последнего времени об этом не могло быть и речи, ведь в Украине после обретения независимости, также как и в Болгарии или Румынии, бывшие коммунистические элиты остались у власти и сделали лишь символические попытки сведения счета с прошлым. В рассматриваемом регионе проблема запрета коммунистических партий по сути не стояла, ведь сразу после демократических преобразований они изменили названия и отказались от коммунистической идеологии в пользу левой социал-демократии.
Таким образом, на вопрос «расследовать и наказывать» или «забыть и простить» был дан ответ — «забыть и простить». Впрочем, в Болгарии и Румынии после победы на выборах оппозиционных сил процессы переходного правосудия, в первую очередь связанные с люстрацией, заметно активизировались.
Этот же вопрос всё еще стоит перед Украиной. Какие возможны варианты ответа? Первый — оставить все как есть и продолжить политику «забыть и простить». Второй вариант — «расследовать и наказывать» — даже после 20-летней паузы вполне подходит для реализации. Наконец, есть и третий вариант, гибридный, он заключается, в том, чтобы простить, но помнить и не забывать. Возможен ли компромисс между разными моделями политики памяти, и не останутся ли без люстрации другие составные переходного правосудия чисто формальными и декларативными?
Данный вопрос остается открытым. По моему мнению, европейский опыт свидетельствует о том, что яркая формула Адама Михника: «амнистия — да, амнезия — нет» не представляется пригодной для практической реализации. И сентенция «тот, кто не знает своего прошлого, обречен повторять его» несомненно является справедливой, но одного только знания — недостаточно.
* Эта статья является расширенной версией доклада на круглом столе «Коммунизм в Украине: доктрина, практика, преступления», который прошел 25 июня 2014 года в Киеве в доме Союза писателей Украины.
(Публикуется с сокращениями).
Опубликовано на сайте Historians
Перевод: «Аргумент»
